Отправлено: 21.02.11 23:49. Заголовок: "Одним подай бальзам, другим - подай недуг..." - 31 мая, Галата, утро

Одни - боятся мук, другие - жаждут мук,
Одним - подай бальзам, другим - подай недуг,
А мне по сердцу то, что нравится любимой.
Приму и радость встреч, приму и боль разлук.

Баба Тахер Орьян

 Отправлено: 25.02.11 19:35. Заголовок: Существовало множест..

Существовало множество слухов и преданий о развращенности эллинов и их наследников, византийцев-ромеев, правдивых и ложных; иные из наслаждений, неудивительных для языческих нравов с их разнузданной непринужденностью, но запретные для христиан, тем не менее, властвовали в землях нынешнего католического Рима наперекор природе и морали. Однако Анне Варда не хватало искушенности или позора несчастий, чтобы понять, какое истинное бесчестье грозит младшему из сыновей дона Пере Хулиа – бесчестье как наследнику дворянского рода и как мужчине.

Впрочем, византийские обычаи подобно мусульманским предписывали разделение дома на мужскую и женскую половины, и ромейке было хорошо известно, что за мужчины имели право входить в гинекей помимо хозяина дома. Те, кто переставали ими быть – евнухи. Она едва слышно вскрикнула: ужасная судьба, род каталонского консула пресечется также верно, как если бы янычары перебили всех мужчин до единого.
Ясно ли понимала Эва или смутно догадывалась об опасности, грозящей брату, но ее волнение предательски передалось рукам, разорвавшим молитвенные четки. Бусины горохом посыпались с лопнувшей нити, и их шороху вторил смех султанского визира, будто по его воле распался в ладонях католички символ ее веры. Последовавшие за этим слова Заганос-паши заставили Анну окаменеть мраморным изваянием, а затем густо и стремительно покраснеть. Как и прежде, обращаясь к обеим, Заганос-паша говорил для одной, и каждое его слово попадало в цель, лишая покоя и тревожа душу Анны, которую она почитала уже опустошенной и потому защищенной от смуты.

Он упрекал ее в том, в чем ромейка сама почитала себя виновной – в малодушии и слабости, но как всегда, изворачивал по-своему. Не за уступку винил он пленницу, а за то, что уступила не до конца, не доверилась полностью и слепо. Анна бросила на Мехмет-пашу быстрый, полный сомнений взор: не смущаясь пролитой крови и присутствия мертвецов, визир говорил так, будто обещал свой залог вместо анниного, сапфир против изумруда.

 Отправлено: 25.02.11 19:52. Заголовок: Как не найдете вы в ..

Как не найдете вы в море похожих жемчужин, так не узреете вы похожих народов, похожих людей. У каждого свои традиции, у каждого свой нрав. Если ты растешь в окружении людей, чья кровь горяча, как лава в вулкане, то не стоит удивляться, что и твоя кровь будет такой же. Если ты растешь среди жестокости, то какой смысл от тебя ожидать милосердия? И смеешь ли ты требовать покорности и уважения, когда сам лишь отдаешь хлесткие пощечины и заставляешь сердце ожесточаться?
Эва была истинной дочерью Каталонии, которая защищала яростно то, во что верила и любила. Как роза одаряет ароматом и нежностью лепестков того, кто относится к ней бережно, с любовью и уважением, и как роза вонзает острые шипы в того, кто пытался безжалостно ее сломить, так и каталонка могла быть милосердной, ласковой и кроткой, а могла быть яростной, упрямой и непокорной.
Из замешательства, в котором она пребывала, глядя на крест, ее вывел смех иноверца. Он смеялся будто бы над разрушенным символом веры, будто бы над разрушенными жизнями. Эва подняла взгляд на говорившего. Жестокая усмешка не вызвала в ней страха или удивления, потому что когда вокруг тебя творится одна жестокость, то ты уже не обращаешь на подобные мелочи внимания. Тихо вздохнув, она заговорила:
- Не тебе решать, кого лишать какого звания. Вы покорили Константинополь, сокрушили ромеев и от этого вправе требовать признание власти победителя у них. Хотя никто и не должен забывать о милосердии. Как и их право делать выбор принимать или отталкивать нового владыку. Но вы забываете, что я и моя семья поданные Арагона и Их католических Величеств, которые не склонили головы перед победителями, потому что не победители вы моей страны. Мы храним верность нашим католическим Величествам, покуда не прикажут они иного. Им давал мой отец клятву служить верой и правдой. Так в чем ты обвиняешь мой народ, мою семью? В верности своим властителям и своему Богу? – Говорила Эва твердо, но, не повышая голоса, как не повышала она его на протяжении всего пребывания в саду, кроме несколько моментов, когда ее особо одолевал гнев, но даже тогда она скорее шипела от гнева, чем кричала, потому что считала кощунством здесь и сейчас повышать голос.
- То, что ты зовешь гордыней и самонадеянностью, мы зовем гордостью и достоинством, - рука с силой сжала крестик, что был по-прежнему у нее в ладони. Ее брат, каждое упоминание о нем и мысль о том, что попал он туда, что звали вертепом многие и как сама ассоциировала гарем с ним Эва, все это словно удары кинжала ранило ее сердце. Все бы она отдала, чтобы знать, что брат, единственный наследник древнего рода, останется жив. Она бы даже поменялась с ним местами. Каталонка знала, что теперь для брата лишь два выхода либо смерть, либо милость Господа, который руками ли ее, или руками проведения спасет истинно верующего. – Ничто не изменит его решения, я знаю…я верю, он сын своего отцы, он истинный каталонец, - гордость за брата ощущалась в ее словах. Она действительно верила, потому что так учили их, так предписывали поступать. Если уж дон Пере вложил кинжал в ладонь собственной дочери, то не сложно предположить чего же он мог требовать от своих сыновей и с какими убеждениями воспитывал своих детей. Последнюю фразу иноверца Эва восприняла скорее, как известный ей принцип, который во всей красе продемонстрировал Мехмед, а потом обманул.
- Тот кто ждет, что другой отдаст себя всего взамен, не делая того же, либо глуп, либо слишком самовлюблен, либо просто лжец. И принцип ты – мне, я – тебе, действенен в торговле, где каждый ищет выгоду и каждый является человеком слова, но нигде более. - Зато, кажется, к кому точно была обращена фраза, поняла Пиа, которая уловила брошенный взгляд османа и которая сейчас молилась, чтобы и волос не упал с головы ее воспитанницы. Эва же метнула взгляд все на тех же осман, что закапывали ямы
- Останови же их, - нотки отчаяния скользнули в ее голосе, которые она старалась скрыть. Ее начинало ужасно злить, что этот нехристь обходит тему, которая каталонку сейчас волновала прежде всего.

 Отправлено: 25.02.11 22:56. Заголовок: Ради родинки смуглой..

Ради родинки смуглой одной, одного благосклонного взгляда
Я отдам Самарканд с Бухарой и в придачу — богатства Багдада!

О нет, лицо Анны не украшали родинки, что были так милы ширазскому соловью, но румянец, подобно рассвету, заблиставший на ее бледных щеках, стоил всех сокровищ древней столицы. Но воистину, женщина была соблазном, худшим из обольщений иблиса - и сам Али теперь взял своего воина под опеку и покровительство, потому что Заганос-паша, уже готовый простить и ее дерзкий побег и дерзкие речи - и разве кто-то мешал ему после, потом, насладившись, отослать ее прочь, бросив, как отступного, свободу, которой она так настойчиво искала? - словно споткнулся о настойчивые домогательства каталонки.
Холодная усмешка коснулась его губ: похоже, и эта женщина не слышала или не понимала того, что времена, когда они могли повелевать своими слабыми мужьями и отцами, словно рабами, вовеки и безвозвратно прошли.
- Решение? Воля?- с тем же леденящим кровь смехом переспросил он, разминая плечи и кривя рот, когда рана напомнила о себе краткой вспышкой боли.- Ты в самом деле думаешь, женщина, что кто-то из вас все еще обладает собственной волей? Тогда попробуй, останови хоть одного из этих воинов... или... попробуй останови меня.

Он выпростал руку - и кара-кулаг, ожидавший подобного приказания, обхватил каталонку сзади руками, лишая ее способности к передвижению; еще один краткий взгляд - и несколько баше, бросив работу, подались в сторону пленницы, плотоядно ухмыляясь. Их налитые мускулы, смуглая кожа, и та особая сила, что выдавала людей в полном расцвете сил и желаний, и не обещала будущей жертве ничего хорошего - что бы не ждало ее в объятиях этих детей войны. Трое из них остановились за спиной порученца, а еще два отрезали путь дуэнье, посмеиваясь и делая друг другу не слишком пристойные знаки.
Ага янычар медленно поднялся со своего места и, встряхнувшись движением сонного тигра, остановился в трех шагах перед гневливой девицей, все так же кривя губы в усмешке.
Смуглая рука откровенным жестом опустилась на край корсажа, не лаская, но только обозначая ту власть, которая в любое мгновение может обратиться против осмелившейся сопротивляться каталонки.
- Останови же их,- мягко проговорил он, повторяя ее собственные слова, и в этом призыве слились воедино насмешка, вопрос и не слишком-то тщательно спрятанный вызов.

 Отправлено: 27.02.11 13:15. Заголовок: Крик замер на губах ..

Крик замер на губах Анны. Едва ли не раньше самого Заганос-паши ромейка знала, догадывалась, каким будет его ответ на дерзкие речи каталонки. Какая власть может быть зримее и неотвратимее, чем власть мужчины над женщиной, когда ее уязвимую слабость не защищает ни рука отца, брата или мужа, ни уважение к ее имени. Что может быть болезненней для гордости дочери Каталонии, которая почитала себя и свой род выше даже царской крови Варда, чем убедиться, что в глазах турок она ничем не отличается от судомойки с собственной кухни.

Анна в упор гневно посмотрела на султанского визира; в ее душе взметнулось то же яростное негодование, что обожгло ромейку при первой их встрече на Галатской площади. Как смеет он наказывать ее за непокорность, унижая при ней другую женщину? Ладонь Мехмет-паши, приникшая к корсажу доньи Эвы, оскорбляла Анну не меньше, а то и сильнее самой жертвы.
Рука Анны с силой впились в локоть Филомены, грозя оставить на плоти рабыни отметины, чрезмерные для девичьих пальцев, и та беззвучно охнула, с изумлением вглядываясь в искаженное лицо госпожи.

И лишь инокини были отрешены от земной драмы, что разыгрывалась в земном саду. Добившись позволения, монахини бережно пеленали тело августы, вполголоса читая молитвы и потеряв всякий интерес ко всему остальному, что происходило вокруг них. Господь защита всем страждущим.

 Отправлено: 27.02.11 17:57. Заголовок: Страх чувство, котор..

Страх чувство, которое может застилать глаза и разум. В такие моменты человек перестает что-либо понимать и готов на все, чтобы ушло это чувство. Однако страх это еще и то чувство, которое помогает прозреть. Пожалуй, именно прозрение принес он Эве, которая в гневе своем и злобе, словно забыла обо всем: забыла об опасности, забыла о том, что ничего ее слова не значат для захватчиков, что они для них не лучше животных. Кто знает, быть может, этот гнев вел ее прямиком в руки смерти, в гиену огненную, где за гордыню она могла бы оказаться, за нетерпимость и не сдержанность.
Осман, что возвышался здесь и сейчас над прочими лишь смеялся над ее гордостью, над ее попытками призвать к милосердию над мертвыми и что-то ему доказать. Брошенные им слова, а после неожиданно обхватившие ее руки другого иноверца, заставили каталонку вздрогнуть. Она сделала несколько движений, пытаясь вырваться, но тут же затихла, потому как не могла она оказаться сильнее мужчины, что крепко держал ее, пресекая какие-либо попытки к передвижению. Ужас, какой каталонка испытала в тот момент, когда османы окружили отца, а после увидела она его мертвое тело, снова вошел в ее сердце.
Тем временем краем глаз каталонка увидела, как приближается еще несколько иноверцев, на лицах их, как показалось ей, она видела оскалы самих бесов. Прерывисто вдохнула воздух. Сейчас ее страх стал сильнее гнева, и она поняла, что лишь разозлила змею, с которой не сможет справиться.
- Нет…не смейте…не приближайтесь, - произносила она сбивчиво, и перемешались в голосе остатки гнева с более сильным и новым чувством – испугом. Неужели Господь решил отставить ее на растерзание этим нехристям?
Иноверец же, поднявшийся с лавки, напоминавший ей хищника, что готов вонзить свои клыки в добычу, стоит той сделать единственное неверное движение, коснулся края корсажа. Это заставило каталонку неосознанно дернуться назад, но позади ее по-прежнему держали, не позволяя ей двигаться. На щеках появился румянец то ли от стыда, то ли от унижения. Унижение, вот что сейчас она испытывала, то унижение, с которым ничего не могла поделать, а участь, о которой Эва была наслышана, ее пугала еще больше. И, быть может, впервые за все это время поняла каталонка, что нет у нее больше защитников, что никто не остановит иноверцев в их намерениях, каковыми бы они не были. И только в руках Господа ее судьба и ее жизнь.
- Ты же знаешь, что не могу, - тихо произнесла она, пождав тут же губы, от бессилия, что испытывала, стараясь сохранить самообладание. - Даже бы один воин сейчас не смог бы, - Эва так сильно сжала руки в кулачки, что ногти буквально впились в ладони. Ах, если бы только отпустили ее руки, то, наверное, в отчаяние она пресекла этот позор самым грешным способом.

Пиа же, которая не понимала о чем говорят, потому что разговор шел на ромейском, почувствовала опасность, быть может, поздно, когда один из иноверцев схватил ее воспитанницу. Женщины двинулась в сторону того, кто отдавал приказания, но дорогу ей преградили. И как бы сама дуэнья ненавидела нехристей, но сейчас важнее было спасти ее голубку и неважно какой ценою, даже если придется упасть на колени перед иноверцем. Уповая на то, что этот человек понимает латынь, дуэнья заговорила
- Прошу...прошу...пощадите ее, господин, - внутри все противилось ведь господином столько лет для нее всегда был покойный дон Пере, но не что сейчас не имело значения, - Вы же видите, что у нее временно помутился рассудок от того, что она сегодня пережила. У несчастной на глазах отца с братом убили…Не ведает, что творит и что говорит. Заклинанию, если не во имя моего, то во имя своего Бога проявите милосердие! – Лицо старой женщины исказила мука, ведь не могла она видеть, как поступают с Эвой, а еще более опасалась того, что могут сделать с ее воспитанницей, которая если и раньше проявляла норов, то сейчас, словно действительно обезумела от горя.
- Молчите, донья Эва, молчите…не видите Вы, что только злишь их, - произнесла она слова, обращенные к воспитаннице, уже на каталонском.

 Отправлено: 27.02.11 20:34. Заголовок: Как путник, полумерт..

Как путник, полумертвый от жажды, мужчина впитывал гневные женские взгляды, упиваясь ими, купаясь, и ощущая, как сладостным весенним дождем они текут по его коже. Но то был не взгляд усмиренной девицы, и не ее молящей о милости старой служанки - нет, единственное, что бальзамом сейчас могло пролиться на отравленное сердце ага янычар, был гнев в зеленых глазах киры Анны.
Да, гнев бушевал в них - но на самом дне, словно жемчуга, рассыпанные в толщах вод, словно солнце, сияющее сквозь тучи, и подобно яду, каплями сочащемуся из заживающей раны, он увидел другое, не внятное ей самой, щемящее чувство. Перевернутым зеркалом отражались в нем жаркие поцелуи и страстные объятия, губы, прижатые к шептавшим клятвы губам, и сплетенные тела; нет, не праведный гнев, не желание покарать ненавистного насильника билось сейчас в этих венах, но один только гнев на то, что его руки прикасаются к другой женщине, и что другой, не ей, готовы и могут, кажется, раскрыться его уста.

Взгляд этот, словно черное вино*, опьянил турка; притянутый им, он наклонился вперед, к новой пленнице, ближе близкого, почти касаясь губами ее виска. Но этого было мало: дрожащие ноздри, не ощущая, втянули ее запах - и торжествующий хищник рассмеялся, понимая, что поймал на приманку другую дичь. Но дерзость обеих следовало наказать в равной степени: смуглые пальцы скользнули по краю одежды, безжалостно приминая ее платье, ослепляя блеском сияющего исмарагда, казавшегося цветом торжествующего исламского знамени. Глухо рыча, Заганос-паша наклонился, опуская лицо в растрепанные волосы девушки, и произнес с наслаждением, слаще которого не знал, и не мог вообразить даже в жестоком сражении:
- ... положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее - стрелы огненные; она пламень сильный. Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее,- прошептал он со страстью, зная наперед, что слова его будут услышаны, или угаданы истекающим кровью сердцем.- Тот, кто убил человека, породил зверя - и только себя может обвинять, когда зверь примется рвать его на куски. Убирайтесь!- выдохнул, почти выкрикнул турок, отшатываясь от дрожащей девицы, и закрывая глаза, чувствуя, как голова идет кругом и мир темнеет и шатается перед глазами. Виной ли тому была рана - поколебался сказать бы даже старый лекарь, уврачевавший его душу, собравший из осколков того, что некогда звался ага янычар.
Баше, как всегда покорные воле своего господина, ослабили руки - но быстрым движением Заганос-паша остановил их, указывая на каталонку, еще не успевшую вырваться на свободу.
- Пусть убираются все... кроме нее.

Открыть

* черным вином в Византии называли крепкие виноградные вина.

 Отправлено: 27.02.11 22:54. Заголовок: Не ошибся хитроумный..

Не ошибся хитроумный турок: ярость сжигала надменную ромейку, и на несчастную Эву она сердилась едва ли не сильнее, чем на ее оскорбителя.
Зачем, к чему каталонка необдуманными речами обратила против себя пламень вспыльчивого нрава Заганос-паши? Собственными руками она выковала и вложила в руки врага оружие и способ покарать ее. Ромейка в равной степени ненавидела сейчас их обоих.

Когда мужское лицо склонилось к черным волосам каталонки, Анна ощутила саднящую боль, как от кровоточащей раны, и ей понадобилось мучительное долгое мгновение, чтобы понять, что эта боль подлинная, а не отражение ее душевного смятения. Она разжала руку и невидящим взглядом посмотрела на свою ладонь. Перстень с сапфиром повернулся вовнутрь и острыми гранями впился в нежную кожу: с такой силой Анна стиснула маленький кулачок, не имея другой возможности выплеснуть душивший ее гнев.

Однако лекарство, поданное сверх меры, может подействовать губительней, чем яд. Так и Анна услышала в словах Песни песней, прочитанной другой, не призыв, не название недуга, внезапно подкосившего ее, но лишь насмешливое торжество.
Стремительно шагнув вперед под испуганный тревожный возглас Филомены, она бесстрашно приблизилась к Мехмет-паше, остановившись на расстоянии вздоха, когда можно различить чужое дыхание и биение чужого сердца.

– Отпусти ее, – произнесла она почти шепотом, трепеща и вздрагивая губами и вглядываясь в безжалостное лицо потемневшими до черной зелени глазами.
В это миг Анне было все равно, что она выдала те узы, что по ее ли воле, против ли связали ее с предводителем вражеского войска, завоевателем, обрушившим ее город. Все равно, что предстала перед находящимися здесь людьми столь же бесстыдно, как если бы с ее головы вновь совлекли покрывало, как вчера на площади Галаты.

 Отправлено: 28.02.11 00:17. Заголовок: Ни виноградники всей..

Ни виноградники всей Ромеи, ни гранатовые сады Персии, ни тучные, зеленеющие поля франков, ни залитые солнцем холмы Иллирии, ни даже насаженные руками гурий плоды из райских садов, не опьянили бы Заганос-пашу напитком более драгоценным. Два слова, произнесенные Анной, просьба и приказ, жаждущему сердцу говорили слаще и громче клятв, данных на Книге и на Коране. Плод ее веры созрел; говоря так, Анна Варда понимала и ведала, что творит.
Но теперь, соглашаясь отдаться ему, стать ему платой за чужую жизнь, она жертвовала; шаг этот для нее был шагом погибели. Семена проросли, но пожать их сейчас значило вкусить горечь и тлен.
Нет, не в одежде мученицы желал он увидеть эту женщину, и страсть, что нераспознанной полыхала в глазах, еще не взяла над ней силы. Что ж, капля дробит камень, плющи прорастают сквозь стены, крупинка яда отравляет могучего воина - так и душа, будучи уязвлена ревностью и опоена зельем желания, однажды склонится перед его мощью - а если этого не случится, как знать, может быть его собственная душа сумеет найти лекарство от пожирающего ее пламени.

Принять сейчас жертву от Анны Варда значило получить ее тело; и хотя многие отрицают в женщине душу, и даже самый разум, равняя ее с немыслящими зверями, одна лишь покорность была бы сейчас Заганос-паше словно пресный хлеб после пряного яства. И, как бы не манили, не звали к себе ее сладкие уста и нежные перси, коснуться их значило обладать лишь сосудом, в котором некогда сияло чистое пламя.
Это было бы недостойно его. Этого было недостаточно.

Не шелохнувшись, продолжая пальцами касаться трепещущей груди новой пленницы, Мехмет-паша смотрел на ромейку - но на сей раз на губах и в глазах его не было и тени улыбки. Ни торжества, ни тщеславного упоения не ощущал он, готовясь сказать слова, которые могут порвать связывавшую их невидимую нить; тревога и страх вспыхнули в его душе, чтоб тут же отразиться во взоре, и с болью и страхом он проговорил, не отводя глаз, отвергая все то, что сам призывал так недавно:
- Ты можешь возвратиться домой, Анна Варда. Не нужно мне ничего,- повторяя ее собственные слова, вдруг вспыхнувшие в памяти, ответил осман, и его лицо побледнело и исказилось.- Ничего, что дано не от сердца.

 Отправлено: 28.02.11 18:12. Заголовок: Унижение и стыд, ино..

Унижение и стыд, иногда эти чувства сплетаются в такой тугой узел, что трудно различить, что же именно ты испытываешь. Так сейчас было и с Эвой, которая не знал, что больше наполняет ее унижение, оскорбление, задетая гордость, гнев или стыд и испуг. Никогда прежде ни один мужчина не приближался к ней настолько близко, не считая объятий отца и братьев. Не позволял себе того, на что имеет право только муж. Это лишь вызывало гнев, который полыхал в глазах каталонки. Однако отрезвленная страхом, она не стремилась еще больше разозлить своего пленителя, подобно змее выжидая удобного случая освободиться, если на то будет воля Господа. Сердце наполнилось тревогой, когда осман приблизился к ней, опаляя ее висок через тонкую ткань покрывала, его губы были совсем близко. Сильнее сжимала каталонка кулачки, словно пытаясь ощутить боль, которая могла бы заглушить прочие чувства.
- Прекрати, не приближайся, - слетали с губ слова, не слишком громкие, но в которые каталонка пыталась вложить все остатки своего самообладания. Наверное, в этот момент Эва напоминала дичь, затравленную опытным охотником. Ее тело пронизывала едва ощутимая дрожь от каждого приближения османа, от его рычания, горячего дыхания, подобного жару самого ада, от каждого прикосновения, от его слов. Но если до сих пор почти все ее эмоции скрывало черное покрывало, то от движения смуглых пальцев, что скользнули по краю одежды, приминая платье, от того как дернулась в крепких объятиях иноверца каталонка, покрывало подобно черному дыму, окружавшему девичий стан скользнуло с головы, открывая лицо и немного растрепанные волосы. Несколько прядей выбились из прически. И словно последняя преграда, последнее убежище для ее чувств исчезли вместе с покрывалом. Поджав губы, она взирала на того, кто вызывал ненависть в ее сердце, перемешанную с тревогой и страхом. Олицетворение всех тех чувств, которые не должна испытывать истинная христианка. Он словно демон, что пытался разбудить в ней смертные грехи. Против воли, дыхание стало прерывистым, а на щеках виднелся румянец, хоть черные глаза и горели негодованием, но в глубине их можно было увидеть тот огонек, что тревожно трепетал подобно пламени свечи при дуновении ветра.
И если до этого все было ясно и понятно, то слова, что слетели с губ иноверца, вызвали новое чувство – непонимание. Слова подобные тем, что пылкий юноша поет у балкона своей возлюбленной, казались сейчас совершенно дикими и неуместными. Не ведала каталонка о той игре, что велась между османом и ромейкой и в которой она была лишь приманкой, для желанной дичи охотника. Мгновение. И сердце уже учащенно бьется от того, что надежда вновь возродилась в нем. Всего лишь одно слово, звучавшее как свобода. Подобно птице, которую выпускает птицелов из силков, каталонка была готова выпорхнуть из объятий, что ослабли. Она уже подалась вперед, но рано возликовало ее сердце, потому что в следующее мгновение силки вновь поймали ее, словно говоря о том, что глупо мечтать о свободе. И новый страх и новая тревога и какая-то уже покорность судьбе, охватили каталонку. Коль предстоит ей принять позор, то лучше пусть это будет в дали от тех, кого она знает с самого детства. Этот позор будет только ее. Позор, что после смоется не молитвой, а кровью, как смывали свой позор ее предки задолго до нынешнего дня.

Пиа же охнула при последних словах османа и не пошевелилась, решив, что не оставит свою голубку до последнего и будет защищать ее, если не словами, которыми пыталась достучаться до сердца нехристя, то любыми другими способами, даже если это будет последнее, что сделает она в жизни.
- Позвольте уйти нам, заклинаю, - попыталась в который раз воззвать дуэнья к тому, кто не слышал или просто не желал ее слышать. Женщины же, что пришли проститься с мертвыми, перепуганные недавними событиями, от крика османа, вспорхнули как стая черных птиц и скрылись в доме.

И казалось, что остались Эва с дуэньей одни в окружении врагов, но сие оказалось ложным, ведь ромейка под тревожный возглас своей служанки бесстрашно приблизилась к иноверцу. Не понимала этого поступка Эва, которой казалось, что все произошедшее с ней здесь и сейчас было наглядным примером того, как не следует будить зверя в этом чужеземце. Но что-то невидимое, неуловимое, иное словно скользнуло между ромейкой и османом. И если вначале Эва лишь в замешательстве смотрела на Анну, то после последних слов османа, в ее взгляде появилось презрение и отвращение, как смотрят на больного чумой или проказой. Те подозрения, что терзали каталонку ранее в отношении Анны Варда, новым вихрем взметнулись в душе. «Знакомы?! Прежде знакомы?! Змея, что пригрел отец в доме своем! Она, а что если она, привела этих нехристей в дом?», - мысли, подобно встревоженным птицам в клетке, бились в голове у каталонки. На губах появилась жестокая усмешка. Желание исчезнуть, убежать прочь, заставило Эву в очередной раз дернуться в железных объятиях, взгляд опустился на смуглые пальцы, что по-прежнему касались ее груди, обжигая подобно раскаленному железу кожу каталонки.

 Отправлено: 28.02.11 21:04. Заголовок: Анна отпрянула. Что ..

Анна отпрянула. Что таилось в ее сердце, плодов которого требовал себе Заганос-паша? На какой край она безрассудно ступила, презрев спасение и вновь приблизившись к пасти льва в стремлении оградить честь чужой и враждебной ей девицы?
Не отдавала ромейка себя взамен Эвы, как не соглашалась стать платой за жизни Андреа Торнато и Луиджи Бальдуччи. Она обращалась с просьбой, осознанно или нет испытывая на прочность ту власть и те узы, что привиделись между нею и Мехмет-пашой. В его власти было уступить, уверить пробуждающееся к любви сердце, что Анна не вообразила себе невозможное, и побудить к большей смелости.

Но… ничего не произошло. Полный презрения взгляд каталонки кольнул Анну будто острием кинжала, разрушив чары и ясно показав ромейке, кем она стала в глазах христиан. Кем она станет, если не удалится с гибельного пути, влекущего ее и в рай, и ад. Рай реял смутным и обманчивым обещанием в дымке серых глаз, а преисподняя была столь же близка и неотвратима, как черный зев вырытых могил. Анна заколебалась: все в ней – вера, рассудок, воспитание – противилось тому, к чему толкало веление неосторожного сердца.

– В Писании сказано: просите и дано вам будет. Тот, кто не попросит, будет обделен, – с трудом выговорила она, сама не веря, что еще стоит здесь, не бросилась опрометью прочь, заливаясь слезами отчаяния и гнева. – Не знаю, осталось ли у меня то, что тебе нужно, поскольку вижу, что от других, – она кивнула головой на замершую Эву, – ты не гнушаешься брать силой.

 Отправлено: 28.02.11 22:28. Заголовок: Воистину сказано: За..

Воистину сказано: Запад есть Запад, Восток есть Восток, каждый жив сам собой, и не сойтись им вовек. Здесь и сейчас пролегла черная пропасть, глубже разрытых могил, чернее алчущих глаз, что обманывают, обещая; и если там, где заходит солнце, мужчина лишь должен коленопреклоненно молить о любви, то там, где оно восходит, превращая пески в текучий огонь, его воля - брать, что ему вздумается.
Брать, а не просить.

Слова Анны открыли ему, сколь глубоко была уязвлена ее гордость тем, что рука его коснулась другой женщины, и насколько близок он был к тому, чтоб сделать эту рану смертельной, а расставание - неизбежным.
Но... разве она не выбрала сама, сбежав с его ложа подобно тому, как бежит от расправы нашкодивший прислужник-мальчишка. Или теперешние упреки были лишь способом восстановить свою власть, пошатнувшуюся после предательства? Не ее ли застал он в обществе чужого мужчины, с открытым лицом - так, будто прошла без следа и без значения для дерзкой ромейки вчерашняя ночь, и будто бы не отдал он ей больше, чем мог и имел право дать, обменяв на кольцо свою смятенную душу?
Эти мысли позволили Заганос-паше пережить момент слабости, когда он уже готов был поддаться на полные гнева и тайного зова взоры; презрительно усмехнувшись, ага янычар отступил от ждущих его повеления женщин.

- Сказано: первый раз просят от веры, второй - от бедности, но третий раз протянувший руку - бесстыжий или глупец. Твой выбор свершен, кира Анна, позволь и мне совершить мой.
Он рассмеялся прежним, холодным, отрывистым смехом, каким уже много раз провожал и мольбы и рыданья девиц, покидаемых вместе с коротким ночлегом - и только собственный слух, да разве что уши верного, старенького лекаря из Шираза, сумел бы различить за этими звуками глубокой спрятанную боль.
- Эта женщина отправится с нами,- громко распорядился он, указывая на каталонку, которую тут же вновь крепко схватили под руки баше, смеясь и переглядываясь.- Но, клянусь саблей Али, никаких больше старых ведьм возле! Их визг режет мне уши, хотя их глупость порой полезна. Если хотя бы одна жирная старуха приблизится к моему дому на десять арчи, оставляю ее на вашу волю. Мы отправляемся! Коли эти люди хотят сами ногтями разгребать землю вокруг своих мертвецов, пусть роются в ней, подобно бешеным псам.

Глаза его скользнули по изменившимся при этих словах лицам женщин - и на мгновение в них промелькнула суровость.
- Что до той... женщины,- он не назвал усопшую императрицу по имени, но по выражению лица, в котором мелькнуло неожиданное почтение, почти скорбь, вдвойне странная для того, кто, не дрогнув, приказал умертвить целы город,- то ее к месту погребения сопроводят так, как того требует ее сан и ее почтенный возраст. Я оставляю здесь два десятка лучших моих воинов - и пусть они отнесутся к ней так, как если бы она была матерью нашего господина, велиде-султан. Остальным следовать за мной.
Он сделал движение, поворачиваясь спиной к своим пленницам, словно показывая, что разговор завершен.

 Отправлено: 01.03.11 00:14. Заголовок: Слух Анны еще не при..

Слух Анны еще не приноровился различать малейшие оттенки чужого голоса, ловить фальшивую ноту в мелодии чужого смеха – то, что приходит с годами, прожитыми бок о бок, когда два существа настраиваются подобно лютне и флейте звучать в согласии и гармонии.
Для нее слова и жестокий смех Заганос-паши были тем, чем хотел их представить первый визир. Добившись от сбежавшей пленницы униженной просьбы, он публично отверг ее, опорочив и отомстив за непокорность. Даже почетный эскорт, выделенный янычар-ага для погребения августы, не примирил ромейку с унижением ее гордости, оставив ее преступно безучастной к посмертной судьбе императрицы.

Анна побледнела и отвернулась, избегая подымать взор, боясь в глазах окружающих увидеть то же насмешливое презрение, что прочла в глазах доньи Эвы, что слышалось в ликующем голосе турка. Впрочем, верная Филомена не упрекнет ее, а до остальных Анне нет и не может быть дела. Дочь каталонского консула вряд ли увидит следующий рассвет, а ее служанка в сравнении с Анной Варда стоит столь низко, что ее мнение и слово значат меньше, чем ничто.

Неверными шагами ромейка отошла к Филомене, и рабыня подхватила госпожу под руку с такой радостью, будто та целой и невредимой воротилась из львиного рва.
– Нам придется возвратиться в тот дом, – тихо и безжизненно произнесла Анна, и Филомена сразу поняла, в какой – разоренный и залитый кровью дом Луиджи Бальдуччи. Ничем более Анна не могла помочь ни несчастной каталонке, ни себе. Судьбы их решены.

 Отправлено: 01.03.11 13:15. Заголовок: Эве оставалось лишь ..

Эве оставалось лишь быть невольной зрительницей развернувшейся перед нею картины. И если в силу молодости, она не до конца понимала, какие узы связали ромейку с османом, то Пиа, пусть и не знавшая языка, но как любой человек, проживший не один десяток лет, могла прочитать намного больше по выражению лиц, жестам и взглядам, которые всегда говорят красноречивее любых слов. Позор на голову своего рода, на свою голову навлекла ромейка, но, впрочем, старую каталонку менее всего сейчас волновала судьба Анны Варда, и гораздо болезненнее было для нее то, что творилось с ее воспитанницей. Что же до самой Эвы, в сердце которой поселилось презрение к ромейке, то разум ее не мог понять, как может дева благородных кровей так открыто показывать, что не просто враг ей осман, не просто друг, что нечто большее связало их. Просто все что происходило с ромейкой было далеким и непонятным для каталонки. Иначе, возможно, она испытала бы сочувствие к несчастной Анне Варда, на долю которой выпало множество испытаний, и которая при этом сохранила в своем сердце гордость, хоть и невидимую сейчас Эве.
В тот миг, когда осман отстранился от Эвы, когда не прикасался к ней, руша все писаные законы, сердце ее стало биться чуть тише, более размеренно и щеки более не краснели, остался лишь гневный взгляд. Но холодный, отрывистый смех словно пронзил ее тело, будто она услышала смех самого дьявола, в котором не было, ни жалости, ни пощады. И следующие слова подобно приговору прозвучали в саду, что превратился в кладбище. Сердце замерло, в то время как руки иноверцев снова схватили ее. Прежде чем разум дал совет, с уст сорвалось
- Нет! - Каталонка попыталась освободиться, но тщетно. Последние же слова заставили ее замереть. Быть может, это сам Бог давал знак, что не оставил своих детей, ведь позволил осман им похоронить своих мертвых самим и кто знает, если она будет сейчас и здесь противиться, не передумает ли он. Что если эта жертва – отправится с иноверцами на встречу неизвестной судьбе, от которой не следовало ждать ничего хорошего – нужна для того, чтобы ее родные и близкие, земляки и единоверцы могли быть похоронены, как подобает? Но как же было страшно ей. Неизвестность пугала более всего, а страх охватывал сердце и душу, подобному обвивающим черным и холодным змеям. Взгляд черных глаз остановился на спине османа
- Отпустите меня, я сама пойду, - твердо произнесла каталонка и попыталась в очередной раз вырваться, хотя внутри все сжалось и похолодело, от страха. Не желало ее сердце испытать еще одно унижение, когда ее будут волочь как какую-то рабыню из ее же дома. Нет, она покинет этот дом с достоинством, как истинная дочь каталонии покидает отчий дом, когда приходит срок, и начинает новую жизнь. Кто-то мог бы решить, что Эва покорно приняла свою участь, но лишь тот, кто не знал ее. На самом деле она просто ждала момента, когда Господь укажет ей путь к спасению. Верила она, что не покинет ее Бог. А если же не будет пути к спасению, то станет клинок отца орудием, что подарит ей покой и избавит от позора.

Верная Пиа понявшая простую фразу османа, не понимая прочего, вскрикнула и попыталась прорваться к каталонке
- Нет, оставите ее! Не трогайте! - Мольба и боль соединились вместе. Как нестерпимо было видеть Эве свою дуэнью, что взывает к осману, но не будет услышана. К тому же его последние слова давали понять, как он может поступить с дуэньей, если та не успокоится.
- Пиа, оставь…похороните мертвых, как должно, позаботься о матери и моли Бога, как буду его молить я, чтобы указал он путь спасения. – Произнесла Эва на каталонском, но видя в глазах Пии намерение не отступать, тут же добавила. – Я приказываю, Пиа. Делай, так как велю! – Очень редко Эва так говорила со своей дуэньей, которая была для нее одним из самых близких людей. С ней делилась каталонка своими переживаниями, которыми не решилась поделиться даже с родителями. Но сейчас это было во благо Пии, которая, впрочем, еще не оставляла попыток пробиться сквозь чужеземцев.

 Отправлено: 01.03.11 21:21. Заголовок: Коснулись ли эти мол..

Коснулись ли эти мольбы и взволнованные речи слуха жестокого поработителя, или, оттолкнув Анну Варда, вместе с ней от отверг саму способность к человеческим чувствам? Это было ведомо лишь ему одному. Быть может, один только Аллах в высоких небесах, взглянув в этот миг на побледневшее ледяное лицо, занес в список ужасных дел, свершенных ага янычар, еще один тяжкий проступок.
Ни поникшие плечи ромейки, ни неуместная гордыня ее недавней гонительницы не тронули его; сделав знак янычарам, он направился к дверям дома, подобно бастионам покоренных стен, преграждавшего некогда оживленную, а теперь залитую кровью и помертвевшую от испуга улицу.
Баше, следом за своим господином пропустившие мольбы девицы мимо ушей, последовали за ним.
Не останавливаясь, как если бы по пятам за ним гнались демоны - Раскаяние и Смятение - Великий визирь пересек погруженный в темноту зал, направляясь к к выходу. Каждый его шаг гулко отпечатывался на обнаженном мраморе, по которому тянулся длинный кровавый след.
Если бы это видел человек, столь сведущий в преданиях людей Книги, каким был, к примеру, Андреа Торнато или убеленный сединами Тахир ибн Ильяс, их памяти бы живо явились и Брут, по преданию, споткнувшийся в крови Цезаря, и сам царь Ирод, отсекший главу мученику Яхье. Но человек, ступивший сейчас на озаренную весенним солнцем площадь, не думал о дурных приметах и деяниях великих царей; стремительный, словно вихрь, он пересек мостовую, еще теплую от пролитой крови, и вскочил на спину черного жеребца, нервно водившего ноздрями и танцевавшего в ожидании своего господина.

Резкое движение заставило его лицо помертветь; шатнувшись в седле, он оперся ладонью о высокую переднюю луку. Стоявший подле него кара-кулаг - юноша, нежный возраст которого больше подчеркивал, чем оттенял первый пушок на подбородке - заметив это, в тревоге коснулся колена своего господина.
Рука Заганос-паши, на которой продолжал сиять сорванный с пальца Анны Варда изумруд, упав, стиснула плечо преданного слуги,- но жест новобранца отрезвил визиря. Тряхнув головой, тот хотел было выпрямиться, однако, передумав, лишь крепче сжал пальцы. Темные от боли глаза блеснули порученцу в лицо; наклонившись, янычар-ага шепнул ему несколько слов так тихо, что сам слушатель едва уловил их,- а, услышав, едва поверил. Тем не менее он почтительно поклонился и, едва рука визиря разжалась, стремительно бросился прочь.
Султанский лала выпрямился в седле, кинув короткий взор на свой отряд, в спешке строившийся в ожиданьи приказа; сузившись, его глаза скользнули по фигуре женщины, которую в этот момент два янычара силой усаживали на седло к одному из младших офицеров, а затем обратились на темные окна дома.
Знаменосец подал ему золотую булаву, и по ее взмаху турки двинулись прочь, так же бесшумно и быстро, как прибыли в это место.
Для каталонцев все было закончено.

 Отправлено: 02.03.11 08:10. Заголовок: Услышаны ли были сло..

Услышаны ли были слова Пии, взывавшей о милосердии, или слова Эвы, не было понятно, потому что никак не отреагировал на них пленитель. Он просто направился к дому, а иноверцы, которые держали каталонку, последовали за ним, так что и Эве ничего не оставалось как просто идти навстречу неизвестности. Слышала она за спиною стенания Пии, голос которой становился все дальше. Каждый шаг, который она делала к выходу из дома, словно по капли забирал последнюю уверенность Эвы, остатки ее самообладания. С каждым шагом сердце стучало все сильнее, а ноги словно отказывались идти. Что ждало ее за стенами дома, который, не смотря ни на что, еще создавал ощущение защищенности? Говорят самое сложное это сделать последний шаг в пропасть, в неизвестность. Вот и для Эвы последний шаг за порог дома был самым сложным. Внутри все сжалось, а ноги словно стали ватными. Наверное, к лучшему, что все-таки ее держали иноверцы, потому что, быть может, в этот момент, забыв о гордости, она бы попыталась вырваться и побежать обратно в дом к матушке, чьи объятия принесли бы ей покой или Пии, которая бы спела своей воспитаннице ее любимую песню, прогонявшую всегда тревоги. Эва на мгновение замерла, но руки, что держали ее, потянули вперед и, едва не споткнувшись, она переступила порог дома. На небе все так же сияло солнце, которому были чужды страдания людские. В душе же каталонки была тьма. Эва на миг взглянула на небо, быть может, от того, что не хотела или боялась взглянуть на площадь, где напоминанием о произошедшей трагедии были кровавые следы. Хотелось просто закрыть глаза, а потом, открыв, понять, что это был всего лишь дурной сон. Но порою реальность намного страшнее самых жутких кошмаров.
Иноверцы тем временем подхватили ее, как пушинку, и усадили на седло. Взгляд Эвы прикован был к дому и впервые за все время, она почувствовала и осознала в полной мере весь ужас, что произошел сегодня утром. И то, что не смогла она проститься с оцтом, братом, тяжелым камнем легло на сердце. Нестерпимо было больно, ком встал в горле. Эва спешно отвернулась от дома и глубоко вздохнула, дабы унять то давящее чувство, что поселилось внутри.
Прежняя жизнь осталась за спиною, а что готовила судьба ей впереди, было неизвестно.