Отправлено: 21.02.11 23:49. Заголовок: "Одним подай бальзам, другим - подай недуг..." - 31 мая, Галата, утро

Одни - боятся мук, другие - жаждут мук,
Одним - подай бальзам, другим - подай недуг,
А мне по сердцу то, что нравится любимой.
Приму и радость встреч, приму и боль разлук.

Баба Тахер Орьян

 Отправлено: 22.02.11 01:19. Заголовок: ... Спустившись на п..

... Спустившись на первый этаж, янычар-ага застал там картину, которая заставила бы ужаснуться или растрогаться любого, в чьем сердце отзывалась еще любовь к матери и уважение к старости и смерти. Тело императрицы, всю жизнь и все силы своей властной, сильной натуры положившей на защиту наследства, воспринятого ею вместе с венцом базилисы и столь тщательно - и тщетно - хранившей для любимого сына и трон и диадему; тело этой женщины, нашедшей покой в чужом доме, в завоеванном городе, лежало безо всяческих покровов прямо на мраморном полу возле лестницы.
Баше, стоявшие тут же, в равнодушном молчании дожидались дальнейших приказов.

Казалось особой насмешкой судьбы, что женщина, которую боялись и ненавидели, едва почив, перестала возбуждать во врагах даже искру почтения. Подобно повергнутой богине, чье святилище разорено, а статуя скинута прочь с увитого лозой и побегами молодой зелени трона, она была лишь последним обломков империи, на который проходящие мимо странники взирают кто с почтительной грустью, кто с брезгливостью, а кто с полным равнодушием.
Мужчина, чья рана еще продолжала ронять по капле быструю алую кровь, увидел в ней лишь еще одно свидетельство переменчивой, капризной натуры своего господина.
Сейчас участь этого бренного тела занимала ага янычар лишь немногим больше, чем судьба еще доброй дюжины трупов, милостью султана оставшихся перед воротами дома. Янычары, послушные дисциплине, уже приняли решение о том, как следует поступить с казненными, головы которых были отделены от тел искусством отрядного повара*: сорвав с окон оставшиеся портьеры, солдаты со спокойствием истинных детей войны перетаскивали убитых в роскошный сад, ставший спасением и укрытием для сбежавшего кира Фомы. Согласно традиции, по которой мусульмане хоронят убитых на семейных, внутренних кладбищах, так что детство почти каждого из них протекает в играх среди могил и надгробных плит, баше собирались предать каталонцев земле в первом удобном месте - и несколько неглубоких, но аккуратных ям уже пятнали своей чернотой густой дерн, дразня ноздри запахом свежей земли.

Как бы ни был привычен к зрелищу крови и смерти Мехмет-паша, сейчас аромат крови заставил его взор на мгновенье померкнуть; боль свежей раны, в которую прикосновения Анны Варда, казалось, влили яд раскаяния и новых терзаний, вкупе с уязвленной гордостью царедворца и отвращением к совершенному злу человека, вновь ощутившего трепет живого сердца, толкали его покинуть злополучный дом. Но уехать - значило нарушить приказ султана: задержавшись лишь на мгновение, достаточное, чтобы мановеньем руки распорядиться о судьбе усопшей августы Елены, он твердой поступью вышел в сад, наполненный благоуханием зелени и доносившейся с Халича острой вонью соленой воды.

Открыть

* У янычар, напомню, повар по совместительству играл роль палача.

 Отправлено: 22.02.11 14:39. Заголовок: Меж тем та, мысли о ..

Меж тем та, мысли о ком хотел отринуть от себя султанский визир, находилась слишком близко, и слишком недавним было расставанье, чтобы оба, осман и ромейка, могли предать его забвению, подобно как турки бестрепетно готовились похоронить чужих мертвецов.
Стены консульского дома были крепки и надежны, и то, что для латинян на площади перед домом было заключительным актом драмы, в котором, увы, даже не всем из них суждено было сыграть главные роли, до женщин в задней части дворца долетало неясным шумом, едва ли громче шума моря или шелеста листвы от порывов ветра. Однако надо было стать глухими и слепыми, чтобы не услышать стоны и проклятия, раздавшиеся в доме после того, как султан Мехмед отдал свой безжалостный приказ не щадить никого, кто способен оказать сопротивление.

Побледнев, Анна сжала руку Филомены и напряженно выпрямилась, прислушиваясь к торжествующей вакханалии смерти. Четверть часа назад дерзко призывавшая гибель от руки Заганос-паши, она теперь замирала от мысли о мече простого наемника. Но ужасное пиршество длилось недолго, много меньше, чем то казалось напуганным ромейкам.
Стихли последние шаги и последние крики, а притворенная дверь, укрывавшая Анну Варда и ее рабыню, осталась непотревоженной; тихий шум монотонной работы раздавался лишь со стороны сада. Анна подошла к распахнутому окну и различила в густой зелени неясное шевеление; вглядевшись, она увидела ямы, темными рваными провалами зияющие в земле.
– Могилы… Они роют могилы прямо возле дома! – потрясенно прошептала она. – Христиан зароют, как собак, без отпевания, без… О Господи! – она уронила лицо в ладони, не вынеся оскорбительного зрелища.
Филомена осенила себя крестным знамением и трижды перекрестила окно. Латиняне, не пребывая в истинной христианской вере, все же не заслуживали подобного надругательства после смерти, которую иначе, чем мученической, назвать было нельзя. Но ее госпожа считала, что в их силах сделать больше, чем вознести молитвы за души убитых.
– Нужно отыскать монахинь, – глаза Анны блеснули твердой решимостью. – Они не посмеют отказать в последнем праве мертвых. Если нужно, я дам им денег, но то, что они делают сейчас, это… отвратительно!
Филомена вздохнула – не для того она с риском и трудом сберегла унесенный из дома генуэзского торговца кошель с деньгами, чтобы раздать золото разбойникам и пособникам сатаны, но понимала, что Анна не прислушается к разумным доводам.
– Будьте осторожнее, моя госпожа, – взмолилась несчастная рабыня. – Позвольте мне пойти вместо вас, не подвергайте себя новой опасности.
– Ты думаешь, я боюсь теперь? – губы Анны презрительно искривились. Она лгала: страх леденил сердце, цеплялся за край платья, дрожью пробегал по кончикам пальцев; и она ненавидела себя за это малодушие. – Идем! Мы должны разыскать донью Эву, ныне ее черед нуждаться в милосердии, и надеюсь, что она примет его с более смиренной душой, чем дарила сама, – не сдержалась Анна. – Идем же!

Впрочем, благоразумные речи служанки достигли слуха хозяйки – или то возымели действие правила скромности, впитанные с молоком матери. Юная ромейка не вышла из комнаты с непокрытой головой, и, хотя черная ткань покрывала, взятая из покоев инокини Ипомонии, плохо сочеталась с итальянским платьем зеленого бархата, Анна предпочла погрешить против моды, чем против совести.

…По счастью, баше уже успели унести тело августы, иначе Анну ждало бы новое потрясение и испытание; не оскорбив ничем взора, она без помех спустилась в тенистый сад, так часто служивший местом отдохновения жителям злосчастного галатского дома, а теперь предназначенный для их последнего отдыха и пристанища.
Спустилась и замерла при виде алого силуэта, застигнутая врасплох, не зная, куда ступить и скрыться, чтобы щеки не горели больно стыдом и гневом. Гневом на себя, на свою глупость, за то, что подумала, что он уедет тут же, как и сказал, без жалости прогоняя ее. Но сильнее на Мехмет-пашу – за то, что не уехал, остался, чтобы снова и снова мучить ее одним своим присутствием. Она отступила назад, желая незаметно исчезнуть, прежде чем будет замечена и подвергнется новым оскорблениям.

 Отправлено: 22.02.11 17:07. Заголовок: Говорят, что слух ма..

Говорят, что слух матери столь изощрен, что в хоре детских голосов способен безошибочно различить крик единственного младенца. Еще говорят, что собака, после расставанья с хозяином без движения лежащая поперек порога, способна услышать его шаги еще тогда, когда он едва вывернул с проселочной дороги на узкую тропку, ведущую через сады к отчему дому. Говорят... да, много разного говорят люди, желая объяснить странное и таинственное явление, когда одна душа тянется к другой, связанная невидимыми путами - любви, ожидания и надежды.

Была ли виной легчайшая смена ритма с тяжелой поступи янычар, отягощенных печальным грузом, или легкий трепет, пролетевший по рядам молодых мужчин при виде красоты женщины, сиявшей перед ними с недозволенной откровенностью - но только Заганос-паша обернулся к дверям, распахнувшимся в напоенный весенним молодым солнцем сад, в тот самый миг, когда обутая в сафьяновый башмачок маленькая ножка ступила на изумрудный дерн. Сердце мужчины, бесстрастно взиравшего на распахнутые могилы и окровавленные тела, забилось быстрее - но боль в подреберье, где вновь вспыхнула огнем не желавшая закрываться рана, заставила его прийти в себя.
Скрипнув зубами, Заганос-паша заставил себя отвернуться, вперив взор в покрытую потом и мелкими комьями земли спину солдата, в этот момент выпрыгнувшего из свежей могилы.

Однако забурлившая от близости ромейки кровь, яростно бившаяся в его сердце, не дала ему отпустить Анну без единого слова: кликнув ординарца, кара-кулага, что передал ему приказ повелителя и теперь крутился поодаль, выжидая момента покинуть место столь печальных событий и возвратиться пред очи султана, он громко спросил по-гречески, вытянув руку в направлении замешкавшейся беглянки:
- Что делают здесь эти женщины?

Порученец сорвался с места, радуясь возможности удалиться от непосредственной близости к трупам, и обратился к женщинам с такой напыщенностью, словно выступал послом, как минимум, перед Папой Римским:
- Мой господин, сиятельный Великий визирь, требует, чтобы вы немедленно удалились, и не тревожили его высочайший покой своим присутствием.

 Отправлено: 22.02.11 18:18. Заголовок: Уже было отпрянув дл..

Уже было отпрянув для бегства, Анна остановилась, распрямившись, как тонкая лоза. Взор ромейки недобро вспыхнул, устремившись на порученца, дерзнувшего отдавать приказания высокородной дочери Варда. Но что толку гневаться на раба – плеть в руке, стрелу в изгибе лука, пса на цепи – его устами и его языком оскорбления Анне наносил другой человек, чей силуэт вырисовывался пылающим лучом утреннего солнца. Она отвернулась от слепящего света, отчасти благодарная за преграду, что Всевышний поставил ее глазам, оберегая от искушения и боли.

– Передай своему господину, что недостойно воина предавать врагов позорному погребению, обрекая их души на вечное проклятие, – высоким, ломким от волнения голосом произнесла она, избегая даже глядеть в сторону Мехмет-паши. – Я верю, что это происходит не по злому умыслу, а по незнанию. В доме находятся несколько монахинь, я пришлю их сюда, если вы согласны подождать, и сама более не покажусь.

Последние слова Анна вымолвила чуть тише, но столь же твердо, как требовала уважения к безответным мертвецам.

 Отправлено: 22.02.11 19:50. Заголовок: Посланец явно не ожи..

Посланец явно не ожидал, что девица, пусть она даже принадлежит к народу, которого не коснулся свет мудрости Аллаха, посмеет возражать мужчине, особенно если он вознесен столь высоко, как правая рука султана и водитель янычарских войск. Окажись перед ним дерзкий мальчишка или же пышущий самодовольством воин, ему не удалось бы ступить дальше и шагу - но дерзость пленницы, которой полагалось, закрыв лицо покрывалом, оплакивать мертвых и возносить молитвы своему богу, на мгновение заставила посланного утратить дар речи.
И этого мгновения хватило, чтоб Заганос-паша потерял терпение.

Раздосадованный не столько промашкой кара-кулага, но более тем, что тот осмелился исказить и переиначить его мысль, Великий визирь быстрым шагом приблизился к спорщикам. Остановившись в дверях, те преградили дорогу похоронной процессии; за спиной Анны тут же остановились два янычара, тащивших очередной завернутый в занавеску труп, а за ними мелькнули неясные тени, должно быть, принадлежащие желавшим участвовать в похоронах своих близких каталонцам.
Рука Заганос-паши с силой опустилась на плечо оплошавшего царедворца; резким толчком мужчина отшвырнул жертву своего недовольства прочь, сопроводив это действие кратким, но, по-видимому емким проклятием. Не ожидавший подобного обращения кара-кулаг оступился, и, запутавшись в длинных полах кафтана, во весь рост растянулся на дерне - но почти сразу вскочил, чтобы склониться в ответ на произнесенный ледяным голосом приказ нового главы Дивана.
- Пусть делают, что потребно,- резким, чеканым голосом, словно выбивающим искры на медной доске, проговорил тот по-гречески.- Пусть погребут своих мертвых так, как предписывают им обычаи. Но - никаких рыданий и имамов с их кривляниями! защитник султана, исполнителя Предначертания, я не позволю здесь подстрекать народ и осуждать его волю и совершившуюся волю Всевышнего.

 Отправлено: 22.02.11 23:30. Заголовок: Будь говорено это ей..

Будь говорено это ей одной, наедине, Анна Варда не преминула бы возразить Заганос-паше, оспорить несправедливое для христиан распоряжение – не столько из упрямства или недостойного воспитания, сколько от пока неосознанного ею женского понимания, что ей под силу и оспорить, и возразить, и склонить на свою сторону. Нить, что спутала султанского визира, петлей обвилась и вокруг сердца ромейки, пусть та до поры не ведала о силе и прочности этой нити.
Но сейчас, как объявил кара-кулаг и подтвердил сам Мехмет-паша и словом, и звучной медью, переливающейся в его голосе, говорил и говорил для всех первый визир, исполнитель воли султана; публично воспротивиться ей означало навлечь на себя и защищаемых христиан еще большие унижения.

Анна посторонилась, пропуская печальную процессию и закрывая краем накидки искаженное мукой лицо. Привычное ожесточенным детям войны зрелище насильственной смерти вызывало в ней содрогание и жалость, а спокойствие янычар, словно те готовились погрузить в рыхлую землю не человеческие тела, а семена для будущего всхода и жатвы, внушало ужас и отвращение.

– Пусть так, – тихо ответила она и сделала знак Филомене отправиться за черницами, – Господь на небесах отличит невинных и правых. Не думай, что я не благодарна тебе за эту малую милость, – быстро добавила она, метнув на османа краткий взгляд, – хотя просила о большем.

 Отправлено: 23.02.11 00:14. Заголовок: Эва вбежала в дом, с..

Эва вбежала в дом, слыша за спиною стоны тех, кого безжалостно убивали на площади, крики, тех, кто был в доме. Место, где она провела большую часть своей жизни, где грустила и радовалась, любила и ненавидела, где она всегда чувствовала себя защищенной, сейчас было подобно темнице, в которой собрали всех приговоренных к смерти. Но ничего сейчас каталонка не замечала, лишь устремляясь в покои своей матушки, в отличие от Пии, которая, не переставая, крестилась, отпрыгивала с небывалой прытью при виде осман, казавшихся ей порождениями самого ада.
Эва распахнула двери. Ее взору предстала комната, куда частенько в детстве она вбегала, дабы пожелать матушке доброго утра или спокойной ночи, а донна Мария, гладя ее по голове и улыбаясь, говорила, что не пристало благородной донье бегать по дому, что всегда ее движения должны быть неспешны и преисполнены гордости и достоинства. Именно эти слова сейчас зазвучали в голове каталонки. И она как в детстве остановилась у порога, чтобы проделать оставшийся путь к постели матери, как та ее всегда учила. Возле донны Марии стояли две ее служанки, при виде Эвы они отошли в сторону. Каталонка же подошла и присела на край кровати. Бледное лицо, потухший взор и такое тихое дыхание, что могло показаться, будто душа донны Марии устремилась вслед за мужем и сыновьями. Любое дурное известие могло просто убить ту, что всегда ассоциировалась у Эвы с идеалом женщины: преданная жена, любящая мать, истинная католичка, казалось, что донна Мария совершенно безгрешна и что не зря ей дали имя той, кого почитают наравне с самим Иисусом. Женщина тем временем перевела взор на лицо дочери, ей словно понадобилось время, чтобы признать собственное дитя
- Дочь моя, - едва слышно вымолвила она, но во взгляде появилось небольшое облегчение, потому как боялась донна Мария, что потеряла и дочь свою вместе с мужем и сыновьями.
- Матушка, не говорите. Вам нужны силы. Отдыхайте, - Эва попыталась чуть улыбнуться, хотя и вышло это с великим трудом, улыбка была эта печальна. Донна Мария прикрыла глаза и на какое-то время погрузилась в забытье. Окно в комнате, что выходило на сад, было чуть приоткрыто. Из-за него доносились голоса, говорящие на чуждом для каталонцев языке. Эва поднялась с кровати и выглянула в него. То, что она увидела, покоробило каталонку, которая поджав губы, резко развернулась и, бросив служанкам, прежде чем выйти из комнаты:
- Оставайтесь с донной Марией, чтобы не случилось.
Пиа, что все это время стояла возле дверей поспешила следом за Эвой.
Каталонка больше не торопилась и слезы больше не лились из ее глаз, полных скорби. Она лишь накинула часть покрывала, сделанного из тонкой ткани, на лицо; руки ее перебирали четки. Не успев завершить один траур, ей предстояло оказаться на похоронах. Сейчас идя по дому, который все больше напоминал склеп, Эва напоминала тень, что бесшумно пришла из царства мертвых, дабы забрать души убиенных. Не было слышно ее шагов, лишь едва слышный шелест ткани сопровождал «тень». Пиа шла следом, молча, и читала молитву про себя, моля Господа лишь о том, чтобы дал он им силы перенести все эти испытания.
Подходя к дверям, ведущим в сад, еще на лестнице услышала Эва слова ромейки, говорившей о монахинях. Если бы не скрывало покрывало лица Эвы, то можно было бы увидеть, как гневно блеснули ее глаза. Но не будет она обрушивать проклятия, потому как негоже тревожить этим покой умерших, но и не будет она знать жалости и сострадания к этой ромейке, что вместе с остальными привела смерть в этот дом, а теперь смеет даже думать о том, чтобы еретички, такие же, как она, совершали обряд погребения над истинными христианами. И как ошибалась Анна, ожидая, что Эва смиренно будет принимать милосердие от той, которую винила в этих смертях.
- И что же, кира Анна, Ваши монахини проведут обряд погребения как того велит католическая вера? – Раздался ледяной голос позади Анны Варда, когда небольшая часть скорбящих женщин этого дома прошла вперед. После того как вы принесли смерть в этот дом, после того как отважных мужей и благочестивых христиан убили подобно скоту, не дав даже возможности умереть с честью, а теперь хотят зарыть как безродных собак, Вы еще желаете очернить их души ересью и обречь на вечные муки?– говорила Эва не громко, без гнева, хотя, может быть, ее гнев просто принял не вид пламени, а вид льда. В голове все крутились слова этого мужчины, которого она видела на площади, и который побежал в дом, едва каталонка скала о ромеях, слова о том, что все случившееся было волею Всевышнего. Что ж если они - поклонники дьявола, то да это были его козни, но ни как не воля ее милосердного Бога. Холодная, полная горечи усмешка застыл на губах, но нельзя ее было увидеть
- А Вы,- она обратилась к тому, кто ликом своим не был похож на османа, но вел себя как один из них,- нет надобности вам хоронить тех, кого вы не так давно безжалостно убили. Мы сами похороним наших братьев, мужей, отцов и сыновей. Оставьте этот дом. Коль не имели Вы милосердия к живым, то проявите его к мертвым, к душам, что сейчас взирают на нас желая обрести покой,- Эва замолчала, по-прежнему перебирая четки, Пиа тенью стояла позади своей воспитанницы. Ничего не желала сейчас душа каталонки, как то, чтобы отдать дань усопшим, чтобы прозвучала над ними похоронная месса и чтобы она могла остаться здесь, среди близких ей, дабы оплакать тех, кто сегодня ушел из жизни.

 Отправлено: 23.02.11 01:28. Заголовок: Резко обернувшись...

Резко обернувшись, Анна встретилась с темным взором каталонки, пылавшим из-под приспущенной накидки подобно огню тех вечных мук, о которых та поминала. Она смотрела гостью с той же надменностью и презрением, что вчера ночью, и бросала столь страшные обвинения, что кровь отхлынула от лица Анны, заставив ее побледнеть, сравнившись цветом щек с лепестками белой лилии.

– Мне неизвестно было, находится ли в доме католический священник, чтобы позвать его, – насилу сохраняя самообладание, отозвалась ромейка. Если презрение и насмешку Заганос-паши можно было с трудом вытерпеть, ибо от победителя, захватчика и врага, странно требовать милостивого обхождения, то спесь доньи Эвы, христианки, сестры по вере и по несчастью, была нестерпима. – И так рассудила, что лучше православные молитвы, чем никакого благословения. Вы думаете иначе, донья Эва?

Едва произнеся эту отповедь, Анна уразумела, что ответила по-ромейски, и на том же языке обратилась к ней каталонка. Она прищурилась: много сказано о коварстве и хитроумии эллинов, но, как видно, латиняне превосходят их, раз к уловкам и хитростям у них прибегают даже невинные девицы. Анна не задавалась вопросом, как Мехмет-паша сумел так скоро найти свою пленницу, с поистине восточным фатализмом относя случившееся на волю рока или судьбы, но сейчас смятенно подумала, что лик фатума мог иметь женские, девичьи черты дочери дона Пере Хулиа. Подозрение тем более сильное, чем усерднее ромейка пыталась отогнать его как недостойное и неправедное.

 Отправлено: 23.02.11 15:47. Заголовок: Кого пришла оплакива..

Кого пришла оплакивать ромейка? Зачем она вообще явилась сюда, посмела явиться? Эти вопросы вызывали в сердце каталонки гнев. Потому что для нее именно Анна Варда, как и прочие ромеи были повинны в тех несчастьях, что постигли дом консула.
- Уж лучше прочитают молитвы их единоверцы, проводя в последний путь, чем еретики. Однако слава Всевышнему в Галатее остались католические священник, что не оставили нас в столь трудный час и одного из которых мы можем пригласить, дабы он совершил обряд как предписывает наша вера,- при этих словах Эва кинула взгляд через плечо на Пию.
– Пиа, пошли кого-нибудь из слуг за святым отцом, с просьбою и мольбой о том, чтобы провел он обряд похорон для погибших католиков,- произнесла каталонка и вновь перевела взгляд на ромейку. Слава ли Богу, хвала ли Мехмеду, но турки не тронули католических священников, даже более храмы тоже остались не тронутыми. От чего истинно верующие могли посетить дом Господень, где воззвать к нему с просьбой ли, с благодарностью ли. Единственное, не слышался более звон колоколов, которые были сняты.
- Что же до Вас, кира Анна, то надеюсь ни Вы, ни прочие ромеи более не задержатся в этом доме, который дал им приют, а они отблагодарили лишь тем, что назвали нас своими врагами, а друзьями тех, от кого укрывались. И тем более не оскверняйте погибших христиан своим присутствием, - произнесла Эва, вспомнив кира Дмитрия, который уехал с султаном. К тому же каталонка все чаще задавалась вопросом, не связано ли появление этой ромейки с тем, что в этот дом пришли османы? Как знать, не назвала ли она этих зверей друзьями, когда ночью так их защищала и обвиняла католиков? И если до этого Эва терпела присутствие ромеев только по настоянии отца и в надежде на то, что эти заблудшие души прозреют и обратятся к истинной вере, то сейчас, когда убиты все мужчины, матушка ее сломлена горем, а Эва несет ответственность за всех кто остался под крыше дома, она не намерена более терпеть еретиков и тем более укрывать их. Хватит, ее семья жестоко поплатилась за это. Сердце, что пережило в одно утро столько горя, ожесточилось. И если ранее Эва была нетерпимой в вопросах веры, то теперь казалось, что она возненавидела весь мир, этот мир, которым для нее стала Галата и чуждая страна, захваченная иноверцами. Странно, но несмотря на жестокость и возможную пылкость речи, каталонка говорила спокойным тоном, ни разу не сбившись с ритма, в котором ее пальцы перебирали четки.

 Отправлено: 23.02.11 18:53. Заголовок: Если от приближения ..

Если от приближения к Анне Великий визирь вынужден был надевать на лицо маску жестокости и бесчувствия, то слова, брошенные девицей, ранее посмевшей подать голос и против султана, заставило Заганос-пашу и вправду одеться коркой льда. Кем бы ни была ромейка, она принадлежала ему, и поносивший ее покушался на его право; в любое другой день кара за подобное превзошла бы вину настолько, что в преданиях этой семьи и через множество лет с содроганием бы вспоминали о том, как окончила свои дни дерзкая латинянка.
Но сейчас... он молчал. Более того, в глазах Первого визиря сверкнула ядовитая, словно язык иблиса, насмешка. Были ли дары, что он принес ночью кире Анне, столь же драгоценны, как те, что рассыпала сейчас перед ней неизвестная? Как быстро забыли люди, что попрекали теперь ромейку, что еще полгода назад все они - ифранджи и уроженцы Балкан, гости из дальних стран, где их теснили вассалы халифа Гранадского - пользовались защитой и покровительством императора Константина, и что высокие стены Города защищали их земли и их моря от возрастающей мощи османской империи.

Но молчания показалось ему мало: сделав знак порученцу, который уже поднялся с земли и теперь со страстным рвением ожидал новых приказов Великого визиря, Заганос-паша отступил в тень цветущих деревьев и опустился там на скамью, поспешно вынесенную из дома и покрытую пестрым ковром.
Невозмутимое лицо его было повернуто в сторону продолжавших свою печальную работу баше - но взгляд прищуренных глаз оставался прикованным к двум противницам. Сейчас для османа они были чем-то большим, чем лишенные защиты и покровительства женщины - за спиной каждой из них, казалось, незримо стояли два мира, перед лицом смертельной опасности продолжавшие спор за первенство перед лицом своего ложного бога.

 Отправлено: 24.02.11 00:12. Заголовок: Усмешка передернула ..

Усмешка передернула розовые уста Анны, как будто созданные лишь для ласковых слов и молитв. Каталонка говорила и вела себя так, словно воля латинян оставалась решающей в стенах этого дома, поверженного так же, как и великий город за проливом. Анна отдала бы должное стойкости и отваге доньи Эвы, не обратись они против ромейки тысячами жал ядовитых ос.

– Приют, который стал ловушкой и могилой для доверившихся вам, – промолвила она, не в силах забыть кончину императрицы, произошедшую у нее на глазах. – Вы очень уверенно и смело отдаете приказания, донья Эва, уверены, что вас послушают те кого вы не называете иначе, чем животными. Посмотрите! – воскликнула Анна, обводя рукой оскверненный сад и желая сдернуть с лица каталонки накидку, которая, похоже, застлала пеленой ей взор, ослепив. – Они не медлят ни минуты, и ваш священник придет слишком поздно, если отважится подвергнуть свою жизнь угрозе.

Порыв ветра метнул ей в лицо смесь запахов: потревоженной срезанной травы, черной влажной земли и сладковатый липкий запах крови; и к горлу ромейки подкатила тошнота.
– Не ждите понапрасну, вознесите молитву о павших соотечественниках, и я помолюсь о тех, кто невзирая на опасность давал нам убежище, в котором вы ныне отказываете, – Анна упорно отводила взгляд от султанского визира. Слыша каждое язвящее слово доньи Эвы, он стал невольным свидетелем унижения Анны, несомненно получив еще одну причину торжествовать над ее неразумием и гордостью.

 Отправлено: 24.02.11 09:10. Заголовок: Как разны были их ве..

Как разны были их веры, так было разно их мировоззрение. Что день и ночь, что тьма и свет, что огонь и лед, что небо и земля были ромейка и каталонка. То, что для Эвы казалось понятным, для Анны словно оставалось непостижимым и наоборот. По разумению каталонки, если бы ее вот так попросили покинуть дом, то она, сохраняя достоинство, развернулась бы ушла, но ромейка словно желала продлить мучения и без того съедаемого гневом сердца, словно желала свести каталонку с ума. Эва на мгновение прикрыла глаза. Не место и не время было предаваться спорам, но ромейка, словно этого не понимала. Пиа же, стоявшая чуть позади своей воспитанницы, не спешила отдавать приказания. В силу возраста, имеющая мудрость, она словно думала так же как и Анна Варда, хотя и не понимала того языка на котором сейчас разговаривали каталонка и ромейка.
Хлесткая речь над телами убиенных казалась Эве кощунством, которого она не могла стерпеть. Если бы в этом доме остались слуги мужчины, то каталонка бы давно уже приказала вышвырнуть это гадюку, что смеет обвинять их в том, что семья консула и его люди стали причиной гибели еретиков.
- Ловушкой? А не вы ли и привели в эту ловушку тех, кто жестоко расправился с теми, кто защищал Вас? И смеете еще сейчас стоя здесь в чем-то обвинять и говорить, что будете молиться? – Эва едва сдерживала гнев, и только почтение к погибшим не позволяло ей говорить громче, в отличие от Анны Варда, которая в который раз не проявила уважения к погибшим, смея повышать голос. Эва глубоко вдохнула, словно пытаясь, сохранит самообладание, пальцы чуть более прерывисто перебирали четки «Да кем возомнила себя эта еретичка, что смеет указывать, как мне поступать?» - мелькнула в голове гневная мысль. Эва чуть прищурила глаза, кинув взгляд туда, куда ромейка указала. Действительно османы продолжали рыть ямы с поистине ужасающим равнодушием и упорством, а тот к кому обратилась чуть ранее Эва, не проронив ни слова, расположился в тени цветущих деревьев на скамье и с бесстрастным выражением лица наблюдал, казалось, за разговором ромейки и каталонки. Не понимала Эва, что держит этих иноверцев в ее доме. Они получили все, за чем пришли. Так что же желание нанести последнее оскорбление и обречь души на проклятие двигало ими? Каталонка устала от непонимания всего происходящего. Ранее ее мир был намного проще, ведь в нем действовали установленные правила и нормы, а сейчас, казалось, все перемешалось и уже не ясно, что истинно, что ложно, а главное совершенно непонятны поступки других. Да, быть может, она еще просто не осознала, что лишилась и дома, в котором хозяйничают эти иноверцы. Для нее все же этот дом оставался ее, а значить смела она требовать от других, как минимум оставить его.
- Имейте почтение к мертвым и не повышайте здесь голоса, - едва сдерживая гнев, произнесла Эва. – Это не место для споров. И будь у Вас хоть капля достоинства, то уже покинули бы Вы этот дом, - каталонка замолчала, в очередной раз, бросив взгляд, на работавших османов и на того, кто сейчас единственный мог остановить этот кошмар. Женщины, что вышли оплакать своих мужей, братьев, отцов и сыновей, стояли небольшой группкой, не решаясь подойти, боясь османов, что так безжалостно расправились с каталонцами.
- Пиа, почему ты еще здесь? – спросила уже на каталонском Эва.
- Донья Эва, голубка моя, успеет ли священник, смотрите, как быстро роют ямы эти ироды? – Пиа тоже бросила взгляд на османов, который казался равнодушным, скрывая истинные чувства дуэньи.
- Что ж, тогда придется сделать то, что так претит моей душе, - ответила Эва, которая словно собиралась с силами для предстоящего разговора.
- Что еще Вам нужно здесь, кира Анна? – Обратилась она к ромейке, поступков которой тоже не понимала. – Лишь помолиться за тех, кого Вы обвиняли ночью и обвиняете сейчас? Что ж молитесь, но только так как молимся мы, а коли не согласны, то уйдите. Вашей ереси здесь никто терпеть не будет. – Эва замолчала, казалось, более не собираясь продолжать разговор

 Отправлено: 24.02.11 15:43. Заголовок: – Довольно! – повели..

– Довольно! – повелительно вымолвила Анна, пусть поначалу у нее от бесстыдства латинянки захватило дух и отнялся язык.

Но не сыщется в подлунном мире та женщина, что безропотно снесет попреки от другой, чужой ей по крови, разве что немая, да и та найдет, чем заменить ответное выразительное слово. Так и терпению Анны был положен конец. Как бы изначально она не сочувствовала каталонке, ромейка не понимала, почему она, положением ничуть не уступавшая Эве, а знатностью и родовитостью превосходившая ее, вынуждена выслушивать поношения, годные разве что для служанки или рабыни. И не было рядом верной Филомены, по распоряжению госпожи отправившейся за инокинями, чтобы воззвать к благоразумию одной девицы и стыду другой.

– Я вижу со всей ясностью, донья Эва, – тихо и отчетливо произнесла Анна, – что вы из тех добрых христиан, кто пройдет мимо ближнего, оставив его уповать на помощь из Самарии.*

Понимала ли спесивая испанка, что изгоняя ромеев прочь, с легкостью нарушая данное ее отцом обещание, тем самым она подвергает доверившихся латинянам беглецов немалому риску, а то и обрекает на смерть. Слепота или жестокость руководили ею, того Анна не знала, но ей равным образом были отвратительны и то, и другое.

– Вы забываетесь. И забываете, что под вашей крышей находилась та, чья кровь священна, и чья жизнь… – она осеклась, не осмеливаясь тревожить имя женщины, недавно покинувшей и этот мир, и этот дом. – Вы склонны проявлять уважение и требовать его лишь к своим мертвецам.

Открыть

* разумеется, речь идет об известной притче о добром самарянине.

 Отправлено: 24.02.11 15:53. Заголовок: Продолжить Анне поме..

Продолжить Анне помешало появление Филомены в сопровождении тех самых двух черниц, что находились подле августы до ее кончины. Монахини были сильно напуганы, но выступали твердо, находя поддержку друг в друге и страшном долге, который потребовал их присутствия саду.

Однако выдержка младшей из инокинь немедля дала трещину, едва она увидела в развернувшемся импровизированном саване бледный заостривший профиль матери Ипомонии, которую баше собирались без церемоний бросить в одну из могил. Пронзительно закричав, монахиня кинулась к мертвому телу и распласталась на нем подобно отсутствующему погребальному покрывалу, препятствуя туркам дотронуться до святой.

Другая монахиня, казалось, окаменела от такого кощунства, а Филомена безостановочно шептала:
– Свят, свят, свят…

 Отправлено: 24.02.11 18:08. Заголовок: На мгновение Эва пер..

На мгновение Эва перестала перебирать четки. Именно в этот момент обуреваемая гневом и ненавистью, каталонка едва удержалась, чтобы не отвесить пощечину Анне Варда, которая смела вести себя так, будто это она находится у себя дом и будто, это Эва привела в дом осман. Но все же воспитание и правила поведения в ней еще сохранились, хоть и ослабленные ненавистью, поэтому руки продолжили перебирать четки спустя мгновение
-Как смете Вы в моем доме со мной разговаривать в подобном тоне, как устраивать уличное представление из того, что священно? Я из тех христиан, что не признают ереси всего лишь. Я сказала, подите прочь. Что в этом Вам не понятно?
Пиа, которая к своему сожалению не знала греческого, почти ничего не понимала в их речи, но по эмоциям и интонации догадывалась, что эти две благородные девы схлестнулись в споре. И зная Эву, Пиа могла предположить, что и без того горячий нрав каталонки сейчас подобен вулкану, что смерть родных затмила ей разум и заглушила призыв души и сердца. Однако скудного знания греческого Пии было достаточно для того, чтобы уловить смысл последних фраз. И пусть эта старая каталонка тоже не испытывала любви к ромеям, но ею не руководило одно лишь горе, а потому еще помнила она о заповедях.
- Донья Эва, - на свой страх и риск прервала Пиа Эву, беря ту за руку. – Уймите ярость и гордыню. Не время сейчас бросать камни, время оплакивать погибших. Не время ненависти и гневу, время смирению и скорби, - голос Пии был размерным и словно убаюкивал, но при этом оставаясь твердым. Дуэнья понимала, что склока лишь будет на потеху настоящим их врагам, этим бездушным иродам, так же она понимала, что Эва может в своей горячности перейти черту, а Пиа с детства привыкла о ней заботиться и оберегать от опрометчивых поступков.
Прикосновение Пии словно принесло в бурлящую кровь каталонки покой, как становится менее горячим кипяток, если в нее добавить холодной воды. И все же ненависть подобно упрямому червю точила Эву изнутри, порою казалось, даже мешала дышать. Но слова дуэньи всегда достигали сердца и разума Эвы. Как и достигли ее последние слова Анны Варда, а после развернувшаяся картина дала понять, что среди трупов католиков лежала императрица еретиков, коей здесь было не место, но в то же время каталонка испытывала почтение к умершим, ведь они уже не произносят хулу, они все сейчас равны перед Господом и одних он обласкает, а других отринет, низвергнув в адское пламя. Единственное чего желала Эва, чтобы ее оставили наедине с ее горем, чтобы католики могли проводить своих родных в последний путь согласно их традициям. Не желала она не слышать и не видеть ереси, как не желала она не видеть и не слышать осман. Крик монахини заставил Эву вздрогнуть и чуть поежиться. Открывшаяся картина была поистине ужасна. Неужели эта женщина, что царствовала над судьбами многих людей, сейчас лежала завернутая в саван подобно безродной собаке. Конечно, по мнению каталонки это была расплата за ту ересь, в которой та жила, как жил и ее народ, но даже еретик после смерти не достоин подобного надругательства, после смерти уже один судия у всех – сам Господь.
Эва перевела взгляд от картины, что где-то в глубине рождала жалость чисто человеческую.
- Забываетесь и ошибаетесь Вы, кира Анна, - заговорила она уже тем тоном, без ноток истинного гнева, - в отличие от Вас я не буду навязывать Вам для отпевания вашей усопшей наши обычаи, я просто не позволю, чтобы наших мертвых оскорбляли еретические речи. Полагаю, Вы можете забрать тело и провести обряд погребения в ваших традициях, раз желаете, чтобы душа ее горела в аду. Ваше право. Я лишь прошу оставить нас. И просила об этом с самого начала, если Вы не поняли.
Конечно, для Эвы не была священна та, что жила в ереси и в ней же умерла, но почтение к любому умершему, оно было воспитано в каталонке. Эта сцена сбила настрой на разговор, с которым она собиралась обратиться к тому, кто сидел в тени деревьев и был подобен демону, что лишь дожидается нужного момента, ока его слуги вершат свое черное дело.

 Отправлено: 24.02.11 20:13. Заголовок: Что есть разница меж..

Что есть разница между жестокостью и отсутствием жалости? В своих деяниях, от которых леденела кровь потомков, о которых складывались легенды устрашенными врагами, в тех историях, что рассказывали а ночь непослушным детям в горах Трансильвании ага янычар не выказывал пощады ни к старикам, ни к детям, ни к женщинам, если те осмеливались воспротивиться воле султана. Без чувства сострадания созерцал он выжженные села, утопающие в крови города, воздетые на копья головы умерших - и безразличие его к судьбе этих людей было страшнее всякого коварства и зла.
Но когда нужно было покарать провинившегося или предателя; когда последняя чашка пшеницы делилась между ранеными аджака; когда ему самому приходилось стоять, опустив взор, перед пылающим от гнева Мурадом или, теперь, перед его юным, еще не умеющим сдерживать свою ярость сыном - ни разу, ни для кого, ни для себя, ни для брата не попросил и даже не помыслил Заганос-паша послабления приговора, с той же готовностью принимая потери, отдаваясь боли, не радуясь, но и не стремясь отомстить причиняемым злом на зло, павшее на него самого.

Но сейчас чувства в нем возмутились, грозя вот-вот выйти из повиновения. Чем тише был голос Анны, тем громче, язвительнее, яростнее становился голос каталонки. Казалось, что еще миг - и, забывшись, к унижению, выплеснутому в словах, она прибавит удары, передя грань, отличающую достойного от недостойного, простительное от порицаемого, забыв, что и она, и ромеи, и все, кто в своем тщеславии мнит, что еще что-то значит для этого мира - большее, чем мешок крови и костей - жестоко заблуждаются.
Кроме Аллаха, здесь и сейчас один был судьей - Фатих султан Мехмед, и еще он, недостойный слуга Али.

Кара, которой он подверг за предательству киру Анну, была безжалостной, но не жестокой. Но, как бы ни пылало гневом и обидой его железное сердце, позволить унижению дальше проливаться на ее голову было выше его сил.
- Подойди,- громко, по-фарсидски приказал он кара-кулагу. Обвел тяжким взглядом ряды могил, что уже понемногу начали заполняться землей, и проговорил, жестко, скрежещущим голосом.- Скажи этой женщине, что здесь хоронят убитых, и, коли спорит за право отправиться вслед за ними, то это можно легко устроить. Здесь место и дом великого султана Мехмеда Фатиха, и кто посягнет на него - подвергнется каре, суровой, какую может выдумать его первый слуга и первый визирь. Ступай.
Посланец склонился, и, едва султанский лала прекратил говорить, с важностью чауша, несущего поверженным высочайший фирман, подступил к спорящим женщинам.
Сейчас ему не было нужды до их странных обычаев и поступков, столь диких и противных воле Аллаха; громким голосом, как если бы перед ним была полная людьми базарная площадь, посланец, ни минуты не медля, объявил волю "благородного повелителя, Великого визиря, достойного ага янычар".
К которой из кафирок обращена эта грозная речь, его не особо заботило.

 Отправлено: 24.02.11 22:30. Заголовок: Филомена, которой не..

Филомена, которой не довелось прежде услышать дерзкие речи каталонки, медленно побагровела – так, что поседевшие корни волос над высоким лбом, казалось, окрасились розовым и приподнялись, как иглы китовраса.
– Вот и вся надежа и упование на латинцев! – гневно плюнула рабыня себе под ноги. – Вот расплата за богохульную унию – первыми торопятся отречься те, кто еще вчера называл братьями и сестрами! Не смейте слушать ее, госпожа. Воистину сказано, что не с запада воссияет свет и придет спасение, и устами ее говорит безумие и злоба помутившегося рассудка, если не бесы.

– Оставь, Филомена, – устало отозвалась Анна, с тревогой следя, как баше пытается отогнать монахиню от тела августы и как к этому противостоянию присоединилась другая инокиня, пытавшаяся воздействовать не деянием, а увещеваниями, – не о том сейчас наши заботы.

Не возразив Филомене, Анна все же не думала, что донья Эва зла, безумна или, не дай бог, одержима. Устами юной каталонки говорила с нею латинская вера с ее беспощадными алчными устремлениями, не прикрытая лживыми посулами и сладкими клятвами более великовозрастных, и, следовательно, более хитрых латинян. Анне был чужд язык мены, меры за меру, когда благодеяние исходит не от сердца, а будто в лавке меряется будущей ответной выгодой. Как же жестока и расчетлива та вера, что внушает своим детям такие идеи, как же узок и безрадостен их мир, порождая в сердцах только злобу и страх!
Анна заколебалась было, вспомнив об отце Торнато и Луиджи Бальдуччи, но теперь и их доброта казалась ромейке пропитанной ядом, истекших с нежных девичьих губ праведной католички.

Безмолвно выслушав повеление кара-кулага, Анна повернулась и, глядя мимо порученца, обратилась прямо к тому, чьим вестником он был.
– Матушка Ипомония не будет покоиться среди латинян и католиков. Не претендует она ни на их милость, ни на гостеприимство султана Мехмеда, – звучно и отчетливо прозвучал ее голос. – Место багрянородной среди равных, в императорском склепе.

 Отправлено: 24.02.11 23:43. Заголовок: При звуке этого голо..

При звуке этого голоса, от этого взгляда сладкая дрожь пробежала по груди Заганос-паши. Понимала ли ромейка, что, отказавшись от его покровительства и защиты, прибегала к ним снова и снова, запутываясь в темных и страстных клятвах, сорванных вместе с поцелуями с его губ? Видела ли она, что его слова сбылись, и больше нигде и ни в ком ей нет покоя, кроме как на его груди, в его объятиях, там, где она могла бы и не пожелала встретить сегодняшний рассвет?
Не видела... или же не желала видеть, пораженная той же гордыней, которая лилась сейчас с губ ее сестры во Христе?

- Да будет так,- он опустил голову, когда кара-кулаг, то ли понявший суть происходящей игры, то ли всерьез считая, что обязан передавать каждое слово османа и ромейки друг другу, торопливо и не вполне верно проговорил для него требование киры Анны. Великий визирь даже не подумал подняться со скамьи, хотя понимал, что подобное поведение даст гневной девице новый повод для поношений. Но пусть лучше она попытается обрушить их на его голову.

Помимо воли, его взгляд с сверкнул на ромейку с жадностью, которая, как лихорадка, охватывала визиря от одной близости этой женщины. Если бы ему была судьба послушаться своей страсти, то ни мгновения, ни секунды долее не осталась бы Анна Варда в этом доме, вернувшись туда, где ей единственно было место, чтобы поить жаждущего поцелуями и утолять алчного своим чистым телом.
Но нет, сдвинув брови, напомнил себе мужчина. Она выбрала бегство, она покинула его, воспротивилась его воле - и за это она будет обречена на страдание, которое изопьет до конца, каплю за каплей. Сегодня, в этом доме, прямо сейчас...

С усмешкой завоеватель взглянул на стоящих перед ним девушек, ромейку и латинянку, и задал вопрос - голосом столь же сладким, каким столь недавно был принесший смерть голос султана Мехмеда:
- Скажи этой женщине, что она тоже может что-нибудь попросить у меня. Для себя... или для своего брата, которому выпала великая честь пополнить гарем моего повелителя.

 Отправлено: 25.02.11 10:39. Заголовок: Как долго может нена..

Как долго может ненавидеть человек? Как долго гнев и яд ненависти может отравлять его кровь, прежде чем он устанет? На этот вопрос нет ответа. Для кого-то гнев и ненависть длятся мгновение, истощая изнутри и принося лишь безразличие и усталость. А для кого-то ненависть и гнев, раз поселившиеся в сердце, становятся извечными спутниками, единственным, что заставляет жить и бороться. Месть становится единственной целью жизни, после которой неминуемо следует смерть. Какая ненависть и гнев царили сейчас в сердце и душе каталонки, должно было показать только время. Но чтобы не говорили и не думали ромеи или иные вероотступники, для Эвы истинным христианством оставалось католичество. Так жалки были упреки в бессердечии и злобе, корысти и лживости латинян. Жалки и смешны от тех, кто искал убежища у них, называя друзьями и союзниками, а после, быстро переметнувшись, уже называл союзниками и друзьями тех, от кого еще недавно бежали в ужасе. Так кто же после этого является лжецом и лицемером? Впрочем, рассуждать о вере можно было долго, сейчас не это было самым главным, не выяснение кто прав, кто заблуждается.
Пиа же, стоявшая рядом с Эвой, метнула гневный взгляд на ромейку, которая вела себя просто до ужаса непозволительно.
- Молчи, когда говорят благородные, - лишь были ее слова. Что ж, похоже, не только вера была лживой у этих еретиков, но и никаких законов в поведении, что предписаны слугам и благородным господам. Где это видано, чтобы смела так себя вести служанка? Но более каталонка не обратила на ромеек внимания, потому как ее единственной заботой сейчас оставалась Эва, которую в свою очередь заботило то, что нехристи стали зарывать мертвых, а значить, не было более время на споры.
Именно в тот момент, когда каталонка уже собиралась направиться к тому, кто, судя по всему, здесь и сейчас отдавал приказания, как он что-то молвил на незнакомом ей языке. Вскоре уже подбежавший осман озвучил сказанные слова, да так громко, словно здесь собрались глухие, в который раз оскверняя покой, который должен был бы царить в этом месте. Слова же что были произнесены, заставили Эву поджать губы. Их смысл казался обращенным к ней, хоть и не было названо имен. Он назвал дом, в котором она прожила с семьей десять лет, который был домом подданных их католических Величеств, домом того, кого всем сердцем ненавидела каталонка. Во истину османы для нее были зверями. Одно дело, когда победитель являет свою власть над покоренным народом, но имеет уважение даже к тем, кто ему сопротивлялся, при этом понимая, что представители других государств должны оставаться неприкосновенными, иначе не долгой может оказаться его победа. Но османы они не знали законов христианского мира, как не знали законов человеческих.
Ромейка же опередила Эву с ответом. В силу молодости, в силу ли горя, которое застилало каталонке глаза, не видела она того взгляда, коим наградил осман Анну Варда, в отличие от Пии, которая впрочем оставило свое наблюдение при себе.
Чтож, тот факт, что ромейка собирается хоронить императрицу вдали отсюда, а значить покинуть этот дом, и то, что на это ей дали дозволение, успокаивал душу Эвы, и для нее в какой-то миг Анна Варда словно перестала существовать. Но недолгим было это успокоение, потому как иноверец обратился уже к ней, через своего слугу. Сия манера разговора была хорошо знакома каталонке, так часто поступали те, кто хотел сохранить дистанцию, показать свое высокое положение, давая понять, что только слуги равны с теми с кем они говорят. Чтож, и это уже было безразлично каталонке, не ждала она уже чего-то хорошего от османов, после того, как те поступили с ее семьей, после того как даже владыка нарушает слово. Лживые, подлые и жестокие – вот какими они были для нее. Взгляд каталонки устремился на лицо иноверца. Не могли более обмануть ее сладкие речи или сладкий голос, подобным которому говорил с ней и Мехмед. Сейчас этот мужчина напомнил кобру, которая завораживает своим неспешным движением жертву, вводит ее в заблуждение, а потом делает один точный бросок и вливает яд в кровь. Именно таким броском для каталонки, стали слова о брате. Если бы покрывало не скрывало лица Эвы, то увидели бы собравшиеся, как побледнела она, словно готовая лишиться чувств, как расширились ее глаза от ужаса. Она даже чуть покачнулась, но оперлась на руку Пии.
- Пиа, о чем он говорит? Мои братья мертвы. Какого моего брата их повелитель ирод забрал в гарем? – Молвила она на каталонском голосом полным тревоги. Пиа, которая не поняла до конца произнесенных слов, теперь осознав суть сказанного, сама побелела, сжимая руку своей воспитанницы. Эва же тем временем пришла к умозаключению, что был это тот брат, которого не видела она площади, тот, кого еще надеялась увидеть живым. Потребовалось немного времени, чтобы осознать ужас сказанного, чтобы собрать последние силы и мужество. Она отпустила руку дуэньи и сделала несколько шагов по направлению к тому, кого величали Великим визирем
- Я ничего не буду просить для себя, потому что моя судьба в руках Бога, а от вас ничего я более для себя не жду. Ничего я не буду просить и для брата своего, потому как ты ничего не сможешь сделать, а лишь дашь такие же лживые обещания, которые мне уже давал на площади ваш повелитель. Коли мой брат в его власти, то ты всего лишь его слуга, ничего не сможешь сделать. – Молчание. Руки по-прежнему перебирали четки. Перед глазами у Эвы рисовались чудовищные картины, много ужасов она слышала о нехристях, об их гаремах. Конечно, слух каталонки не задевали подробностями, но и того что она слышала было достаточно, чтобы знать, что лучше сразу принять смерть, чем находиться там. То чувство, которое, считается на самом деле самым горьким, вселилось в ее душу – надежда. Быть может, она сможет что-то придумать, например, чтобы выкупить своего брата, если он будет жив. Или, быть может, ему удастся сбежать, потому что братья ее отважные воины, воспитанные их отцом в суровых понятиях о чести и долге. Конечно, ежели бы сейчас сидел лживый султан, а рядом стоял ее брат, Эва бы, не задумываясь, попыталась бы обменять свою жизнь на брата, но что мог сделать этот осман, учитывая, что его повелитель мальчишка, который слушает только своих желаний и упивается свой властью.
- И верю я, что мой брат, скорее примет смерть, чем позволит свершиться чему-то, что недостойно христианина или чести человека его происхождения. – Слова ее звучали уверенно, наверное, с такой же уверенностью человек, идущий на казнь, принимает ее, когда осознает, что ничего уже не изменить. - Да как вы вообще посмели подобным образом поступить с поданным Их католических Величеств, с потомком двух знатных родов? – Уже более гневно добавила каталонка. Пусть в глазах этих нехристей они были не более чем куском мяса, коим те могли распоряжаться, как им вздумается, сама каталонка была воспитана в тех традициях, которые предписывали ей сохранять честь и гордость до последнего вздоха и если нужно, то умереть. Пожалуй, этот момент воспитания был даже сильнее заповедей христианских, в которых самоубийство страшный грех. Каталонка попыталась утихомирить свой гнев, хотя и было это сложно.
- Ты говоришь, что хороните вы убитых, но неужели не достойны они, быть похороненными в традициях их веры? Если у вас нет почтения к смерти, так зачем вообще вы их хороните? – Дальше следовало произнести именно просьбу, но уста Эвы словно сковало. – Лишь о том, чтобы погребены мертвые были в традициях их веры…просим мы,- произнесла каталонка. Дались ей эти слова с трудом, но все же избежала она того, что просит именно она, ей было проще словно посланником ото всех выступить. Не известно напряженность ли стала виною, либо знак свыше, но очередное движение пальцев и четки порвались. Их бусины упали на землю, а крест остался в ладони. Позади послышалось тревожное: «Ах», - которое разом выдохнули все собравшиеся приверженцы католической веры и громче всех Пиа, стоявшая чуть позади. Все они перекрестились. Эва же в растерянности взирала на крест в ладони. Неужели это был тревожный знак?* Но что еще более страшное может случиться?

Открыть

* По примете, когда рвутся четки, то это предзнаменование больших перемен к худшему, больших бед.

 Отправлено: 25.02.11 12:51. Заголовок: Сколь благостен, муд..

Сколь благостен, мудр и превозвышен Аллах, Милостивый, Милосердный, что надоумил Пророка заповедовал женщинам ислама уступчивость и нежную скромность - ибо только она, она одна может и должна составлять истинное достоинство жены и матери. Строптивая женщина - мутный источник, и разве что в жаркий день, от крайней нужды припадет кто-нибудь к его краю, чтобы насладиться прохладными струями; как кобылица, язвимая жалом овода или шипом попавшим под потник, она взбрыкивает ногами и бесцельно трясет головой, порываясь укусить руку, готовую удалить занозы и принести исцеление хворям; как дерево с кислыми, сморщенными плодами, зачахнет и увянет, забытое садовником - ведь краса и даже трепетная юность со временем отлетят, а оскомина на губах останется навсегда.
Именно эти мысли, не к месту и не ко времени, осаждали сейчас разум мужчины, перед которым стояли две дочери чуждого, непонятного ему и забытого западного мира: Анна Варда, гордость которой не позволяла ей повышать голос и повелевала говорить тихим шепотом - и другая, слова которой катились и щелкали разорванным бисером из ожерелий, многочисленные, но увы и ах! столь малоценные для завоевателя.
Быть может, случись это раньше, развлечением на одну ночь, забавой, потехой стало бы переломать строптивость этой элькаталанс - но теперь, слушая крики, упреки, требования, на которые она не имела права, и за которые должна была бы заплатить.

Словно вторя его мысли, нить в руках девицы вдруг лопнула и бусины градом обрушились в смятую траву; против воли Заганос-паша засмеялся, потому что то, что для других было знаком беды, ему виделось свидетельством незримого, но верного присутствия Всевышнего, сокрушавшего ложных идолов.
- Смерть так смерть,- проговорил он с усмешкой, от которой от кара-кулага застыла кровь в жилах, и которая была уже знакома ромейской пленнице. На сей раз о заговорил по-гречески, тихо, едва ли не шепотом, вынуждая внимавших его речи напрягать слух или приблизиться.- Вам было даровано право принять моего господина с покорностью - но вы отвергли его, выбрав участь рабов, жребий быть лишенными звания человека. Не про вашего ли праведника, ждавшего помощи с неба, но отвергавшего плывущие мимо лодки, я слышал рассказ?- глаза Баба-али, обращенные к девице, насмешливо прищурились.
- Твой брат... я не ослышался, ты назвала его братом? в гордыне и самонадеянности отверг одну руку помощи - но быть может теперь он изменит свое решение? Так сделали уже многие,- хищная улыбка расцвела на его лица, а взгляд, брошенный на киру Анну, и тут же опущенный долу, ярко и искусительно вспыхнул.

- Тот, кто желает взаимности, не должен страшиться отдать взамен всего себя,- чувствуя, как скулы начинают пылать лихорадочным румянцем, медленно произнес он.